В институте был Ваня Панкеев, много интересного рассказывал об авторском праве, которым он сейчас занимается.
Около шести вечера Н.М. Годенко, Т.А. Архипова и А.К. Михальская принесли проверенные изложения. Я оставался на работе, чтобы отбирать, сравнивая с конкурсными текстами, все, что более или менее талантливо. Но, как ни странно, двойка только одна. Даже более того — вот она диалектическая увязанность жизни, — ЕГЭ сыграл свою роль в некотором пересмотре наших критериев. Дело в том, что два первых раздела ЕГЭ являются некими тестами, которые проверяет компьютер, но последняя часть, похожая на изложение на заданную тему с требованием определенного объема — не менее 150 слов, проверяется экспертами-специалистами. И вот здесь-то и были выработаны некоторые новые критерии. Раньше мы, в принципе, больше обращали внимание на грамотность, грамматика и синтаксис всегда превалировали над смыслом. Критерии же по ЕГЭ подразумевали большую гармонию. Общая максимальная оценка здесь 100 баллов. Из них идеальный абитуриент может за грамматику получить 40 баллов, а вот остальные 60: за "логичность и связанность" — 10 баллов, за "самостоятельность суждений" — 10 баллов, за "обоснованность суждений, наличие обобщающих выводов" — 10 баллов, "лексическое богатство" — 10 баллов, "синтаксическое разнообразие" — 10 баллов.
Вот так мы, кстати, прошлись по одному из самых сложных наших будущих студентов, очень талантливому и достаточно неграмотному Мише Лавровскому — он едва получил четверку. Боюсь, в этом случае повторилось то, что случилось со мною, когда я поступал в университет. Девочки-аспирантки, проверявшие мое сочинение, поставили мне положительную оценку за смысл и воплощение при удручающем количестве грамматических ошибок. А почему бы мне не разработать к понедельнику что-то похожее для оценки творческого этюда?
Посовещаюсь с СП. и в выходные сделаю. И здесь я должен отметить, что ЕГЭ дает студентам больше шансов, чем обычный письменный экзамен.
Рано лег, весь вечер читал книгу Дэна Брауна.
23 июля, суббота. Утром — благо, что близко — уехал к СП. На участок, где я люблю бывать, потому что там светло, нет зарослей, как у меня, и солнечно. Раздевшись до трусов, все утро красил дом и чувствовал, что отдыхаю. Около пяти уехал в Москву, дождался возвращения B.C. с гемодиализа, взял ее и Мамая, и поехали в Обнинск.
Боже мой, какая прохлада, умиротворение и свежесть. B.C. всю дорогу рассказывает Мамаю о своих молодых путешествиях.
24 июля, воскресенье. Проснулся утром, полный печали. Во сне видел мою дорогую собаку Долли, которая улыбалась мне. Будто бы мы с нею купались в чистой и прозрачной воде. Сон хорош, но печально. Вот так иногда, со слезами, я вижу во сне маму.
Утром со страстью и вожделением написал пару страничек в роман. Боюсь сглазить, но, кажется, пошло. Это все плоды моих переживаний за последние дни. Весь вечер занимался разработкой некоего методического указания, которым должны пользоваться наши преподаватели, проверяющие этюды. До десяти пунктов не дотянул, сделал только восемь, кое-что подзаняв из методички по изложению. Пришлось за два пункта назначать по 20 баллов. Очень хорошо здесь мне подбросил СП. последний пункт, связанный с социальным началом у абитуриента.
Оценки на письменном экзамене
"Творческий этюд"
Работа оценивается из расчета 100 баллов
1. Тема, ее решение; полнота, адекватность —
до 10 баллов.
2. Фантазия, оригинальность видения — до 20.
3. Общий культурный уровень, эрудиция — до 10.
4. Умение создавать характеры — до 10.
5. Лексическое богатство — до 10.
6. Синтаксическое разнообразие — до 10.
7. Внутренняя логика — до 10.
8. Актуальность, связь с современными проблемами — до 20.
Шкала перевода баллов в традиционные оценки для всех экзаменов:
От 0 — до 31 балла- оценка "2"
32–50 баллов — оценка "3"
51 — 69 баллов — оценка "4"
70 — 100 баллов — оценка "5"
25 июля, понедельник. Утром абитуриенты писали этюды. Я выехал на работу в половине восьмого. Люблю наблюдать, как наш двор наполняется молодыми людьми. В этом году, как никогда раньше, больше ребят, чем девушек, и у всех очень хорошие лица. На улице жара, одна девица-поэтесса явилась на экзамены в до предела короткой юбочке. Если бы ставили пятерки за ноги, ей можно было бы этюд не писать. Тут же стали появляться "страдальцы". За кого кто болеет, я не знаю, но уже во дворе я "оговорил" Марию Валерьевну Зоркую. В общем, педагогов, не участвующих в экзаменах, было чуть больше, чем мне хотелось бы. Всех развели по аудиториям, но перед этим я довольно долго объяснял нашим предам, как надо проставлять оценки и как посчитать, пользуясь разработанным мною "стандартом".
К сожалению, а это не так уж хорошо говорит о них, большинство абитуриентов взялись писать "три дня из жизни грузового лифта". Я бы уже снижал оценку ребятам, поддавшимся этой массовой теме, писатель даже на экзамене должны быть писателем и ставить перед собой более трудные задачи.
В половине третьего сидел на апелляционной комиссии, которую с ангельским терпением, тактом и очень уверенно вела Анна Константиновна. Есть девочки, очень бескомпромиссно борющиеся за свою судьбу. Была М.О. Чудакова, тепло и хорошо поговорили. Где-то она права и кое-каких страниц моих дневников мне стыдновато.
Ночью в "паузу бессонницы" минут тридцать читал "Код да Винчи" и, как только пришел с работы, тоже присосался к книге. Естественно, все время размышлял, чем она меня привлекает. Уж, во всяком случае, не детективным сюжетом. Конечно, как и любого полузнающего человека, в первую очередь меня волнуют исторические детали, скользкие мифы, иная, авантюрная жизнь. Но вечером я дошел до места, где начинается рассказ о новой религии и идет история Марии Магдалины, на которой вроде бы был женат Христос, и тут решил дальше не дочитывать. Какое-то нравственное чувство, если можно мне говорить о нравственности, остановило меня. Хорошо, что книжку я по своему обыкновению не купил, а взял на "прочит" в книжной лавке. Послезавтра верну ее Василию Николаевичу.
Пришло письмо от И.Д. Она все сражается с Б.Л и за свои деньги. Мне, наверное, не стоило называть сумму гонорара за редактуру, не будучи к этому уполномоченным. Борис сказал, что у нас, например, не всякий корректор пойдет на работу, где ему предложат двести рублей за печатный лист, — это почасовая ставка нью-йоркских уборщиц, как пометила в своем "невыдуманном" романе И.Д. Бедная, пока мы переписывались и она готовила свою звуковую книгу, ее 30-листный роман, заявленный как начало многотомной эпопеи "опыта жизни" автора, грозит оказаться никому не нужным: время меняется стремительно.